Этот блог посвящен домашней дисциплине — тому естественному положению вещей, когда жена благоговеет перед мужем, во всем слушается и поддерживает его, а муж проявляет свою любовь и заботу воспитывая свою жену и применяя для коррекции ее поведения все необходимые средства.
Это такая… последняя возможность пассивного сопротивления. Так или иначе, но со мной такого никогда не случалось. Мое наказание всегда начиналось с требования моральной капитуляции — раздеться самой, быстро, радостно и с песнями
Возможность безвольно повиснуть на любимых коленках, пока с тебя властно стягивают трусики — увы, не для меня
Ну да ладно, не об этом… просто интересно, что все таки труднее — раздеваться для наказания самой или быть раздетой? Собрать волю в кулак, что бы добровольно шагнуть навстречу постыдному и болезненному моменту? Сжиматься в безвольном ужасе, понимая, что от тебя ничего не зависит, даже скорость сползания твоих трусиков? Частично контролировать процесс, пытаясь оттянуть встречу попки и ремня до последнего? Полностью отдаться на волю воспитателя?
Иногда мне хочется, раз уж суждено быть наказанной, расслабиться и, цепенея, позволить стянуть с себя все лишнее. Каково оно?
Дальше кусочек большой статьи вот отсюда:
http://belar.ucoz.ru/publ/chto_takoe_porka/chto_takoe_porka/metodika_porki/9-1-0-33
она меня покорила милой обстоятельностью
Наверное, такие чувства испытывают под гипнозом: происходящее кажется нереальным, я словно оказываюсь во сне. И самое главное в этом сне — успеть заголить попу и подставить ее под ремень, от этого словно зависит вся моя жизнь.
И только оказавшись с голой попой, заслышав свист ремня перед первым ударом, ощущая движение воздуха оголенными ягодицами, чувствуя, как по ним бегут мурашки…
Не могу сказать, что мама злоупотребляла клизмами — но те разы, когда все-таки приходилось их применять, запоминались надолго. Я воспринимала их однозначно — как наказание. Даже приготовления были в чем-то схожи с приготовлениями к порке.
Разумеется, моя попка и моя дырочка были при этом в полном мамином распоряжении. После подготовки места и обнажения мне оставалось только укладываться в те позы, которые мама посчитает оптимальными и «постараться расслабиться и получить удовольствие».
Я бы соврала, если бы сказала, что это удовольствие отсутствовало вовсе. Все эти милые салфетки, нежное обмазывание дырочки вазелином, и ее легкий — почти условный — массаж для расслабления… все это отодвигало на задний план даже унизительность предстоящей процедуры.
Но все хорошее — быстро заканчивается. Первая же порция холодной мыльной воды перекручивала кишечник, а носик груши (мама почему-то пользовалась старомодной грушей с пластиковым наконечником) совершал свои бесконечные фрикции, то ныряя в попу, то выныривая за очередной порцией раствора.
Несмотря на то, что спустя долгое, очень долгое время (ведь после клизмы приходилось еще терпеть, лежать и ждать, пока мама, сжимавшая мне ягодицы и массирующая живот, не отпустит меня «на горшок»), я просто мечтала об унитазе, я не испытывала там облегчения. Я хорошо понимала, что сквозь неплотно прикрытую дверь отлично слышно все звуки, и все, кто был в доме прекрасно их идентифицируют.
Особенно неприятно, что мама принимала участие в последующих гигиенических процедурах — помогала подмыться, еще раз мазала попу кремом, проверяла, извиняюсь, пальцем — не застряло ли там чего, после чего вставляла успокаивающую свечку. Кажется, в ход пускалась даже тальковая присыпка для интимных мест…
Последний раз я «удостоилась» маминой клизмы когда уже встречалась с Максом — мне было почти 23. Что бы прояснить сразу вопрос — у нас было не принято спорить с мамой. Откровенно говоря, особой нужды в клизме, как таковой, тогда и не было — мама могла обойтись слабительной свечкой или бутыльком касторки, как она иногда делала. Но в тот раз я почувствовала какое-то повышенное внимание мамы — мне даже показалось, что она искала повод проверить девственна ли я :). Но, тем не менее, всю порцию (клизма туда-сюда, туда-сюда…) мыльной воды и сидения на горшке я получила.
У меня и теперь бывают изредка ситуации, когда я понимаю, что немножко мыльной водички в попу — это именно то, что мне нужно. Как это ни смешно, но я так и не приспособилась ставить клизму сама себе. А просить об этом Макса? Боже мой, да я никогда не решусь даже заговорить с ним о такой гадости!
Несколько раз случались ситуации, когда он, как мне казалось, догадывался о причинах моего плохого самочувствия, и даже задавал наводящие вопросы, на которые было довольно трудно дать правдивый и одновременно невинный ответ. Но я как-то выкрутилась и, надеюсь, выкручусь и впредь!
Я стараюсь из всех сил, я сжимаю попу, отчего мне делается только больнее, а чем мне больнее, тем скорее я подписну. Неважно, как давно я была в туалете, хоть несколько капель, но я не удержу. Мне ужасно, ужасно стыдно от этого, нет ничего унизительнее, чем описаться на глазах у мужа, тем более — у него на коленях.
Во избежание «эксцессов» Макс требует, чтобы я подкладывала под себя впитывающую пеленку, которые продают для младенцев. Я стараюсь держать их запас под рукой чуть ли не в каждой комнате, чтобы при необходимости сразу достать, но проколы все равно случаются. Ужасно глупо метаться по всему дому в состоянии «готовности №1″, без трусов, разыскивая эти чертовы подкладки… Как только я чувствую, что все, я не сдержалась и подсикнула, у меня точно какая-то плотина прорывается, от стыда и унижения я начинаю рыдать, чувствуя, как из меня капает еще и еще… Изредка Макс даже требует сменить пеленку, эти паузы, пока я бегу за новой пеленкой тягостны до невозможности…
Но это ведь еще не конец, мне приходится закупать эти пеленки в аптеке напротив, где прекрасно знают, что у нас нет маленьких детей, которые могли бы расходовать пеленки в таком количестве… Я так смущаюсь при покупке, что краснею как рак и едва языком ворочаю, говорю только шепотом… Словно школьник, впервые закупающий презервативы…
Боже, не представляю, что думают обо мне аптекарь и фармацевтша… Наверное, что у меня энурез, и они, увы, не далеки от истины!
Нет, я знаю, что Макс никогда не оголит мне попу при посторонних, но, тем не менее, сегодня процесс моего воспитания — это интимное, внутрисемейное дело.
Догадываются ли наши друзья, знакомые о том, что я из тех девочек, кому частенько приходится румянить попу, чтобы добиться примерного поведения? Что вчера (позавчера, на прошлой неделе…) хозяйка дома бодро бежала в угол, путаясь в спущенных до колен трусиках, радуясь, что прохладный воздух остужает пылающие от порки ягодицы и пылающие от стыда щеки? Что у входа в нашей спальне, куда гости, по понятным причинам, не заглядывают, на специальных крючках висит ремень, который не вдевают в брюки, щетка, которой не чистят одежду, и кожаная шлепалка, в назначении которой и вовсе нельзя усомниться?
Иногда мне кажется, что все об этом знают. Нет, я не делаю из этого особого секрета, но и специально об этом говорить не хочу. Но зачастую в компании мне кажется, что каждое слово — это намек, насмешка, что всем известно, как за что и как я была наказана на кануне. Известны все мелкие унизительные подробности, вроде того, как я расплакалась в углу, как маленькая, ожидая наказания, или как меня отправили в постель в восемь вечера, или что в шкафу у меня лежит «пижамка для плохих девочек», которую я надеваю, если меня накажут перед сном…
О боже, да мало ли такого, что я с пониманием и благодарностью принимаю от любимого мужа, но что никогда не расскажу друзьям? Да, мне это необходимо, но не будете же вы рассказывать, что были вынуждены принять таблетку от поноса, хотя она точно была нужна?
Сегодня я предпочитаю считать, что все это — просто плоды моей мнительности. Но что если я услышу однажды, как Макс между делом рассказывает о моей порке? О том, как отчаянно я просила прощения под его ремешком, как забавно подпрыгивала на его коленях моя попа после каждого шлепка щетки?
Что если однажды он при гостях скажет «дорогая, ты слишком плохо себя ведешь, поднимись в спальню, сними трусики, достань ремень и жди, я приду и тебя отшлепаю прямо сейчас»?
Господи, смогу ли я его ослушаться? Наверное нет… Смогу ли потом спуститься к гостям, смотреть им в глаза, отвечать на шутки о сложностях сидения на свежевыпоротой попе?
Наверное, многие видят сны о том, как они внезапно в людном месте оказались голыми. Это тягостные возбуждающие кошмары, которых то ли страшишься, то ли жаждешь. Для меня такой сон всегда выглядит одинаково:
Мы с Максом сидим в гостиной (во сне я знаю, что это наш дом, хотя я никогда там не была). Двери гостиной распахнуты на балкон или веранду, выходящую на тихую улочку. Макс недоволен мной, он что-то сердито мне выговаривает, потом берет за ухо, спускает трусы и ведет на эту веранду.
Там, перегнув через перила на улицу начинает хорошенько вколачивать мне ум через задницу. Я поднимаю голову и понимаю, что перед балконом уже собралась небольшая толпа. Люди смеются над тем, в каком жалком положении я оказалась, подзадоривают Макса, советуют всыпать мне как следует. Злорадствуют женщины, многим из которых, я уверена, доставалось не меньше. Я слышу, как обсуждают подробности моих проступков, моего поведения, чувствую, что все взгляды прикованы к ремню и моей попе.
Все отпускают реплики, достаточно ли она уже покраснела, говорят о ее размере и форме, о моих трусиках, в которых я путаюсь. Мне кажется, что моя задница стала центром вселенной, она гигантская, словно авианосец… Я делаю жалкие попытки увернуться, спрятаться, толпа смеется, Макс сердито возвращает меня на место за шкирку, и требует, чтобы я считала удары и в паузах просила прощения, подробно объясняя в чем я виновата. У меня перехватывает горло, я слышу, как в задних рядах возмущаются, что меня плохо слышно («наверное совсем слабо попу поджаривают барышне…») и… просыпаюсь…
Господи, огради меня от публичного позора — или даруй мне его, полагаюсь всецело на твою благость и милосердие!
Которые могли бы обойтись без хорошей маминой порки…
А иногда и без порции маминой касторки…
Комментарии закрыты.